Слободан Антонич – профессор философского факультета Белградского Университета, социолог и политический аналитик, один из видных сербских общественных деятелей, автор ряда важных работ, среди которых – «Сербы и евросербы: размышления о нации и политике», «Веймарская Сербия», «Культурная война в Сербии», «Искушения радикального феминизма: мощь и границы социального инжиниринга», «Вишистская Cербия» и др. Он готов ответить на вызовы местных и мировых сербофобов, со свойственной ему проницательностью серьезно и ответственно занимается проблемами современности, в том числе – радикальным феминизмом и т. н. движением ЛГБТ; соприкасается и с церковной тематикой.

– Господин профессор, Вы уже давно изучаете феномен войны культур в мире и в Сербии. Очевидно, что в этой войне противоборствуют агрессивный глобалистский секуляризм и религиозно-нравственные ценности традиционных обществ. Что Вы можете об этом сказать?

– Если оценивать происходящее с философско-исторической точки зрения, можно сказать, что мы пребываем в состоянии культурной войны между всемирной капиталистической империей, в основе которой лежит культ мамоны, и всеми традиционными обществами планеты. Это глобальная война с планетарными и историческими последствиями. Ее конечная цель – меркантилизация всех человеческих отношений, т. е. превращение их в рынок, где все существа и все вещи коммодифицированы1, обращены в товар. Мало того, что практически все и буквально каждый будут продаваться, но и все люди должны будут руководствоваться только одной ценностью – деньгами, которые станут мерилом всего.

Вы упоминали феминизм, приведу пример из этой области. Сущность феминистской идеологии (одной из господствующих глобальных криптокапиталистических идеологий) – стремление к коммодификации всех женщин планеты, точнее, к превращению их в рабочую силу, находящуюся в распоряжении глобального капитала. Чем больше женщин на рынке, тем рабочая сила – и мужская, и женская – дешевле, что весьма привлекательно для капитала. Следовательно, когда проповедуется современная «норма», что женщина достойна уважения и самодостаточна лишь тогда, когда она находится на рынке, т. е. зарабатывает деньги, речь идет не столько об эмансипации женщин, сколько о стремлении к тому, чтобы как можно большее их количество выходило на рынок – дабы понизить цену рабочей силы. Феминизм сегодня – это троянский конь глобального капитализма для проникновения в недостаточно меркантилизированные традиционные общества Восточной Европы, Азии и Африки.

В этом контексте хочу обратить внимание и на излюбленную феминистскую идеологему о женском «безплатном домашнем труде». Здесь прекрасно прослеживается мамонитская идея о меркантилизации всего, в том числе и семейных отношений. Ведь чтобы изжить «мужскую эксплуатацию женщин», члены семьи должны платить друг другу за всю домашнюю работу, или же вместо них это должно делать государство. Но суть не меняется: деньги станут «медиумом», который «справедливо» свяжет членов семьи.

Вместо любви, преданности и уважения между мужем и женой, фундаментальных, основополагающих ценностей семьи, феминизм устанавливает в качестве нормы денежные отношения («чистый расчет»), при которых «партнеры» оплачивают друг другу «услуги». Это желание превратить семейную работу в товар, а семейные отношения в рыночные – лишь один из способов уничтожения оставшихся человеческих связей. Цель, безусловно, состоит в том, чтобы максимально ослабить семью как единое целое и с ее распадом получить атомизированных и ослабленных «индивидуумов», которые станут легкой жертвой системы.

Думаю, Вы согласитесь с тем, что такой атомизированный и ослабленный «индивидуум» и есть тот «новый человек», которого последовательно производит капиталистическая империя. Это человек, который в первой половине дня будет послушным роботизированным производителем, а во второй и вечером – легкомысленным эмоциональным потребителем. До 17-ти часов он должен думать только о том, как заработать побольше денег, а после 17-ти – как эти деньги скорее и «развлекательнее» потратить. Главное развлечение это, конечно, «шоппинг», та мамонитская «молитва», которая торжественно совершается в своеобразных «храмах» – торговых центрах. Но есть и другие «удовольствия», связанные с тратой денег по методу чем быстрее, тем лучше. На современном рынке наибольшую долю продукции составляют откровенные безделушки, которые может приобрести только легкомысленная и эмоционально неустойчивая особа. Следовательно, инфантилизация и эйфоризация потребителя – главная цель «рекламной индустрии».

Прекрасной иллюстрацией в этом отношении служит реклама пива со слоганом: «Сделай себя тотально обезбашенным!» (см. здесь: (http://www.dailymail.co.uk/news/article-1361469/Christian-beliefs-DO-lose-gay-rights-Judges-ruling-devout-foster-couple-lose-case.html#axzz2Jrrpjf7I). Это просто идеал мамонитской культуры – сделать из людей идиотов, имбецилов, гордящихся своей дебильностью и с радостью преклоняющихся перед культом мамоны и его жрецами.

– В своей книге «Культурная война в Сербии» Вы писали об антиглобалистском потенциале христианства. В чем он заключается? Возможно ли реализовать его сегодня в обществе и в политике?

– Во всемирно-историческом контексте христианство представляет собой тысячелетнюю цивилизацию, унаследовавшую все лучшее от предшествовавшей ей тысячелетней цивилизации Эллады и Рима. Это мощная культура, в центре которой находятся не деньги, как у современных мамонистов; не своенравный и властолюбивый «бог», как у исламистов; не лимбо-небытие, как у буддистов; но – Богочеловек, Слово, Которое воплотилось и может открыться каждому, кто этого пожелает.

Однако именно эта мощнейшая культура сегодня стала главной жертвой мамонитского культа. Этот культ зародился и начал развиваться примерно в XVI веке в обществах западного «христианства». А в ХХ веке, подобно «Чужому» из одноименного американского фильма, это чудовище изверглось из утробы атлантической Европы и США и, как и в кино, умертвило своего хозяина. Поэтому сегодня об обществах США и Европейского союза говорят как о «постхристианских». И это действительно так – не только с позиции статистики религиозности, но и с точки зрения системы ценностей.

Недавно я прочитал на одном сайте, что известной британской семье в судебном порядке запретили усыновлять детей в связи с «риском „заразить“ ребенка христианским взглядом на нравственность» (см. здесь). В качестве примера приводится тот факт, что эта брачная пара считает гомосексуализм несовместимым с «Божиим законом и моралью», а такая позиция социально неприемлема – с точки зрения официально утвержденной в нынешнем британском обществе системы ценностей. При прецедентном праве Британии это означает, что семьи, культивирующие традиционные христианские ценности, отныне официально больше не смогут усыновлять детей. Это типичная картина постхристианских западных обществ!

Умертвив западное «христианство», мамонитский культ сейчас двинулся и сюда, на Восток. Мамонизм ставит стяжание денег и их быструю и безнравственную растрату в центр системы общественных и личных ценностей. Таким образом в обществе не остается места добродетелям, потому что добродетель – это готовность жертвовать ради кого-то или чего-то, кроме себя. А материализм, гедонизм и эгоизм – мамонитская триада – не требуют таких жертв. Они говорят: «Будь таким, каким хочешь, и делай все, что пожелаешь, если это доставляет тебе удовольствие». Мамонизм разрушает саму субстанцию общества как единого целого, разрушает человека как частицу общества, превращая людей в атомизированных гомункулов. Сначала он охватывает экономическую и политическую элиту, затем – средние слои общества, спускаясь и к низшим классам, при этом не щадя, конечно, и Церкви, т. е. клириков и мирян. И когда мамонизм завершает свое вторжение в какое-либо общество, оно разлагается по всей вертикали.

Поэтому, возвращаясь к разговору о глобальной культурной войне, надо отметить, что главное всемирно-историческое сражение идет сегодня именно здесь – в странах восточного христианства. Сербия – это, несомненно, важный стратегический пункт, но судьба христианской цивилизации решается в битве за Россию. Если Россия останется христианской страной, то и другим христианам будет легче избежать тлетворного влияния мамонизма. Если же и она дехристианизируется, культ мамоны обезпечит себе мировое господство, а христианство повсюду будет вынуждено уйти в катакомбы.

 – Один из главных вопросов христианства сегодня – вопрос экуменизма как религиозного глобализма. Как считаете Вы: экуменизм – это искреннее стремление к единству отдельных христиан или же своеобразная глобалистская политика?

– Как я уже сказал, большинство «христианских» организаций на Западе практически мертвы. Их «церкви» – лишь гигантские бетонные гробницы и ничего более. Это «церкви» с гей-«епископами», женщинами-«священницами» и библиями, переведенными в соответствии с «нормами политкорректности», где говорится о «Богине-Матери» и «Исе Христе». Многие из этих «церковных» зданий продаются по причине отсутствия прихожан. Такие религиозные организации сами стали постхристианскими. Разве мы можем позволить «обвенчать» эту западную гробницу с живым Христом Восточной Церкви?! Убежден, что это будет большой ошибкой!

– В своих работах, таких как «Рождество и рождение европравославия», Вы освещали проблемы практического экуменизма, т. е. насаждения новых форм религиозного и обычайного поведения православных сербов, в частности, следование григорианскому календарю. Ежегодно СМИ Евросоюза пытаются внушить нам, что праздновать Рождество по старому стилю (т. е. 7 января по гражданскому календарю) – это стыд и срам. Рассматривая этот вопрос, Вы писали, что некоторые народы может быть и могут перейти на новый календарь, но только не сербы, предки которых страдали в НДХ2 из-за празднования Рождества 7 января. На Ваш взгляд, вопрос богослужебного календаря заключается лишь в проблеме взаимоотношения с Евросоюзом или речь идет о чем-то еще?

– Я не специалист в богословских вопросах, поэтому не дерзну рассуждать на эту тему. Давлению, которое оказывается на Сербскую Православную Церковь с целью провести календарную реформу, я противостою в первую очередь потому, что сторонники этой реформы относятся к лагерю радикальных либерал-демократов. Кроме того, я убежден, что вопрос нашего церковного календаря – не только литургический, он напрямую связан с национальной идентичностью. А в этом случае каждый может и должен высказывать свою позицию.

Догматические и литургические вопросы – нечто другое, хотя это настоящее чудо, что они не оставляют наш православный народ равнодушным. Причина в том, что реформа, которая, как я вижу, уже проводится в некоторых епархиях СПЦ, мягко говоря, не вполне оправдана. Простому мирянину, к числу коих принадлежу и я, сложно все это понять. Православные храмы без иконостасов, исключение из всех чинопоследований упоминаний о душе, изучение в школах «Закона Божиего» по большей части методом раскрашивания изображений епископов, а не посредством изучения Священного Писания, – все это вызывает недоумение.

Но, повторюсь, эти проблемы – богословские, они не в моей компетенции. Однако как социолог я не могу не заметить духовного оживления, возникающего при их обсуждении среди наших верующих. В этом смысле мы, сербы, чем-то походим на ромеев3, впечатлявших западных гостей осведомленностью, с которой они рассуждали на богословские темы. Гегель в «Философии истории», говоря о Византии, обращал внимание на то, что в Константинополе обыкновенные ремесленники и рабочие на улицах, в пекарнях и в мастерских живо обсуждали тончайшие теологические вопросы, и что основные гражданские безпорядки происходили именно из-за этого. «В споре о том, является ли Христос „ομοιουσιος“ или „ομοουσιος“, то есть „подобосущным“ или „единосущным“ Богу Отцу, эта единая „йота“4 стоила жизни многим тысячам людей», – с удивлением отмечает он. Между тем, Гегель не понимал, что ромеи, особенно жители Константинополя, воспринимали себя как «новый Израиль». Они верили, что их всемирно-историческая миссия заключается в хранении чистоты Православия, и что их личная и коллективная судьба непосредственно зависит от того, насколько успешно они выполняют эту миссию.

Думается, многие истинно верующие сербы унаследовали этот дух. И именно его присутствие служит одним из показателей того, что Восточная Церковь по-прежнему жива.

– В своем очерке «Зачем разрушают Церковь?» Вы писали (в связи со случаем владыки Артемия) о дезинтеграционных процессах в нашей церковной жизни. Церковь, эта последняя объединяющая сила для нашего народа, подвергается атаке со стороны мамонитской империи. Однако и в ней самой есть люди, сотрудничающие с этим источником зла, тем самым изнутри разоряя церковное здание, фундамент которого заложил святой Савва. В каком направлении, по Вашему мнению, будут развиваться события в этом отношении в дальнейшем?

– Я уже высказал свое мнение неспециалиста о том, что превращение епископов в «маленьких пап» может серьезно ослабить Поместные Православные Церкви и таким образом облегчить задачу мамонитской империи на Востоке. К этому могу добавить только то, что статусно-репрезентативные элементы такого «микропапизма» – от дорогой обуви высшего клира до их шикарных лимузинов – также оставляют впечатление об успешности «Drang nach Osten»5 мамонизма.

Но давайте посмотрим на происходящее с точки зрения всемирно-исторической перспективы. Церковь зачастую находилась под давлением, и, как правило, это давление было разносторонним – внешним и внутренним – с целью реформировать ее, заставить якобы «возвратиться к своим корням». И чем более радикальными были эти реформы, тем больший вред они причиняли Церкви. Возьмите, например, иконоборчество в VIII–IX веках, нанесшее огромный урон Православию. Тогда не только пострадали тысячи верующих, но были уничтожены и плоды многовекового творческого и духовного труда сотен монахов, иконописцев и живописцев. А проникло иконоборчество в Церковь, как и в Восточный Рим, извне, хотя развивалось и изнутри. Также и протестантизм нанес неизмеримый ущерб христианству – не только из-за своего столь же радикального иконоборчества.

Кальвинизм был одним из важнейших исторических «промоутеров» мамонизма. А концепция «Sola scriptura»6 сначала до абсурда раздробила «христианство» на Западе, а затем привела к тому, что сегодня протестантские конфессии – с «епископинями»-лесбиянками, которые служат мессы в пустых помещениях, – стали главными постхристианскими организациями в атлантическом мире.

Обо всем этом нужно помнить, чтобы и нас не охватило желание реформировать Церковь. Римо-католическую «церковь» литургические и другие реформы, утвержденные на Втором ватиканском соборе, отнюдь не усовершенствовали. Поэтому не понятно, чего ради христиане на Востоке спешат с аналогичным «исправлением» своего духовного наследия и своей литургической жизни. Тем более совершенно очевидно, что идеи этих «поправок» исходят от неправославных, нехристианских умов.

Но, опять же, я не богослов, и только как социолог вглядываюсь в происходящее в мировом историческом пространстве и пытаюсь, насколько могу, постичь логику событий, чтобы помочь нашему христианскому народу не погибнуть и не погубить свои души.

Беседовал Владимир ДИМИТРИЕВИЧ

Перевод с сербского Серболюба ЮГОВИЧА

Источник: http://borbazaveru.info/content/view/5481/101/

Примечания:

1 Коммодификация (от англ. «commodity» – «товар») – процесс, в ходе которого все большее число различных видов человеческой деятельности обретает денежную стоимость и фактически становится товаром.

2 НДХ, так называемая «независимая держава хорватская» – марионеточное государство с коллаборационистским правительством, созданное нацистами на значительной части территории Югославии и просуществовавшее с мая 1941-го по май 1945 г.

3 Ромеи – самоназвание жителей Византийской Империи.

4 Греческие слова «подобосущный» и «единосущный» отличаются только одной буквой – «йотой».

5 «Drang nach Osten» – нем. «Натиск на Восток».

6 «Sola scriptura» (лат. «только Писание») – один из важнейших тезисов Реформации XVI века. Тезис характеризует отношение протестантов к Библии как единственному источнику вероучения.

Извор: http://gazeta-pkrest.livejournal.com/259546.html